...Война, которую в Советском Союзе ожидали много лет, к которой готовились, не покладая рук, обрушилась как снег на голову. Началась она с поражений. Сметенные артиллерийским огнем погранзаставы и военные городки, разбомбленные на марше танковые колонны, эскадрильи, не успевшие даже взлететь, сотни тысяч убитых, раненых, попавших в плен...
Первые дни войны обернулись профессиональной и личной катастрофой для командующего Западным фронтом генерала армии Д. Павлова. Его войска приняли на себя главный удар врага и потерпели жестокое поражение. Уже 28 июня немцы были в Минске. Храбрый солдат, заслуженный генерал, Павлов не обладал крупным полководческим талантом и по воле Сталина явно оказался не на своем месте. Накануне войны он не раз предупреждал Москву о военных приготовлениях гитлеровцев, просил разрешения привести войска в боевую готовность. Неизменно получая отказы, да еще с внушениями «не паниковать» и «не провоцировать немцев», командующий не предпринял почти ничего на случай внезапного нападения. Несколько серьезных просчетов совершил он и в ходе начавшихся военных действий: не разгадал во время направления и силу ударов противника, ошибся с контрмерами, наконец, не сумел наладить четкое управление войсками. Но такое происходило тогда повсеместно.
Горькая истина состояла в том, что именно против Западного фронта германское командование нацелило самые мощные ударные группировки. Даже если бы Павлов все делал правильно, поражения едва ли можно было избежать. Ведь оперативная плотность в полосе Западного фронта составляла 35 километров на дивизию и не позволяла эффективно воевать. Да и сами эти дивизии не были доведены до штатов военного времени. Рассредоточенные на большом пространстве, не успевшие занять позиции, они попадали под мощные удары войск вермахта и сравнительно быстро уничтожались.
Страшное начало вскрыло командную несостоятельность на всех уровнях, в том числе и самом высоком. Отвечать же за всех пришлось Павлову и его ближайшим подчиненным. По приговору трибунала они были расстреляны 22 июля 1941 году, ровно через месяц после начала войны.
Как бы не был безысходен кошмар того лета, его уже озаряли проблески будущей Победы. За первый, трагический для армии, день войны советский флот не потерял ни одного корабля. Врага он встретил во всеоружии. Сработала эффективная система приведения ВМФ в боеготовность, внедренная наркомом Н. Кузнецовым.
Летчики А. Голованова и М. Водопьянова почти с самого начала войны наносили бомбовые удары по «логову врага» — Берлину и Кенигсбергу.
С первых же дней забуксовал гитлеровский «блицкриг» на Украине, где контрудары советских механизированных корпусов координировал Жуков, а начальником оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта был тогда еще мало кому известный полковник Баграмян. Достойно сражался в Молдавии 48-й стрелковый корпус под командованием Малиновского. Война потребовала от высшего командного состава РККА не только нечеловеческого напряжения сил, но и самопожертвования.
Комкор Леонид Григорьевич Петровский был одним из тех, о которых говорили — на них держится Красная Армия. Сын старого большевика «всеукраинского старосты» Г.И. Петровского, он сам имел дореволюционный партийный стаж. Участвовал в штурме Зимнего дворца, прошел всю Гражданскую, закончил две академии, возглавлял крупные военные структуры. В 1938 году Петровский попал под очередную чистку и был смещен со всех должностей, уволен из армии с явной перспективой ареста. К счастью, Леониду Григорьевичу посчастливилось не разделить участь многих своих товарищей. В конце 1940-го его восстановили в РККА. Но события первых дней Великой Отечественной, казалось, воскресили угрозу. На Петровского была возложена часть вины за оставление нашими войсками важного пункта — города Жлобина. Очень скоро, однако, о военачальнике заговорили совсем по-другому — с уважением и надеждой.
Его 63-й стрелковый корпус нанес мощный контрудар по флангу немецкой группы «Центр», наступавшей на Москву. Уже 13 июля 1941 года были освобождены города Жлобин и Рогачев. В пору неудач на всех фронтах это воспринималось как большое событие. Корпус Петровского продолжал атаки, сковывая значительные силы противника, не давая ему перебрасывать войска на острие наступления на столицу.
Во взаимодействии с 63-м стрелковым сражалась конная группа О.И. Городовикова. Оку Ивановича называли легендой Красной Армии. Калмык, прирожденный кавалерист, он участвовал в Первой Мировой войне, а на Гражданской прославился, стал известен повсеместно. В 41-м ему было уже за шестьдесят, и он занимал высокий пост генерал-инспектора кавалерии РККА. Имя Городовикова осталось и в истории Якиманки как жителя знаменитого дома на Серафимовича, 2.
Фланговые удары советских войск на юге Белоруссии заставили немецкое командование серьезно обеспокоиться насчет перспектив наступления на Москву. «Русские начинают наглеть на южном крыле 2-й армии», раздраженно записал в те дни в своем дневнике командующий группой «Центр» фельдмаршал фон Бок. А вскоре вынужден был отметить: «нельзя отрицать, что наш основательно потрепанный оппонент добился впечатляющих успехов!»
Пятьдесят дней корпус Петровского не выходил из боя. Гитлеровцы бросили против него существенно превосходящие силы. Им, в конце концов, удалось окружить советские войска. Ставка приняла решение об отводе 63-го корпуса за Днепр. Действия Петровского расценивались в Москве весьма высоко. Ему присвоили звание генерал-лейтенанта, а вскоре предложили должность командующего 21-й армией. За Леонидом Григорьевичем в «котел» был послан самолет. Но лететь на «большую землю» Петровский отказался, считая, что «оставление в такой тяжелой обстановке войск корпуса равносильно бегству». Он усадил в самолет раненного бойца и повел окруженных на прорыв. Истерзанные остатки корпуса вышли из кольца. Л. Петровский погиб в этом бою, по существу защищая Москву на самых дальних подступах. Ему было всего 39 лет и в столице, на Якиманке, у него остались жена и дочь.
Не дожил до Победы и другой высокопоставленный житель дома на улице Серафимовича, 2 генерал армии Иосиф Родионович Апанасенко. Это был старый рубака-кавалерист, один из ближайших соратников Буденного по 1-й Конной. Возможно, именно эта близость и прежние заслуги спасли его, когда он в 1937-м едва не попал в пекло репрессий. Начало Великой Отечественной Апанасенко встретил далеко от театра военных действий. Он командовал Дальневосточным фронтом, развернутым для сдерживания японцев. Поскольку те враждебности не проявляли, войска с Дальнего Востока массово перебрасывались на самые опасные участки советско-германского противостояния, в том числе и под Москву.
Туда, на запад, на «настоящую» войну рвался и командующий. Лишь летом 43-го его просьбы возымели результат. Ставка направила Апанасенко стажироваться в целях «приобретения боевого опыта» на должности заместителя командующего Воронежским фронтом. Повоевать на Великой Отечественной генералу довелось только два месяца. Но каких! Воронежский фронт оказался в центре событий битвы на Курской дуге. Здесь не было безопасных мест даже для генералов. Апанасенко таких мест и не искал. Часто его посылали туда, где ситуация выходила из-под контроля. Человек богатырского телосложения Иосиф Родионович был не чужд конармейской бравады и порой смотрелся неким реликтом Гражданской войны. Впоследствии Хрущев вспоминал об одной из встреч с Апанасенко под Прохоровкой: «...Я застал картину, которая произвела на меня впечатление театрального представления. Около хаты стоял столик, покрытый кумачем. На столе — телефон. Апанасенко сидел за столиком в бурке, наброшенной на плечи. И все это — около самого переднего края. Вражеские снаряды и болванки летели через дома деревни, визжали и завывали». Но погиб Иосиф Родионович не на передовой. Его сразил шальной осколок разорвавшейся поодаль авиабомбы. Случилось это под Белгородом. Апанасенко скончался 5 августа 1943 году, став одним из самых высокопоставленных военных, погибших в Великую Отечественную.
Заплатить за Победу собственной кровью и здоровьем пришлось и многим его сослуживцам. Адмирал И.С. Исаков, дореволюционный гардемарин, виднейший советский теоретик и практик флота, первую контузию получил еще в начале Великой Отечественной, координируя действия морских и сухопутных сил на ленинградском направлении. В октябре 42-го во время битвы за Кавказ его автомобиль близ Туапсе попал под бомбежку немецких самолетов. Осколок раздробил адмиралу ногу. Ее пришлось ампутировать. Но и после этого жизнь Исакова держалась на волоске. Из Москвы в сочинский госпиталь в те дни полетела телеграмма за подписями Сталина и наркома ВМФ Кузнецова: «Не теряйте мужества, крепитесь. По мнению врачей, Вы можете выздороветь. Ваша жена вылетела к Вам. В случае трагического исхода лучший эсминец, Черноморского флота будет назван «Адмирал Исаков». Желаем здоровья». Имя флотоводца действительно присвоили боевому кораблю. Но много лет спустя. К счастью, адмирал тогда выжил и продолжил долгую службу отечеству.
Даже члену Ставки, заместителю Верховного Главнокомандующего Жукову приходилось не раз рисковать жизнью. Однажды, в 43-м на Брянском фронте его контузило, на время он почти оглох... Не кланялись пулям и другие военачальники. Мерецков, и Баграмян, и Конев, случалось, в критические минуты ходили с бойцами в атаку. А уж под бомбежками и артобстрелами побывали все...
...Молодой морской летчик, орденоносец еще Финской кампании, Иван Борзов в первые дни Великой Отечественной вместе с товарищами бомбил немецкие танковые колонны, нацеленные на Ленинград. Дважды был сбит. Чудом добравшись до своих, обгоревший, смертельно уставший, Борзов первым делом спросил: «Маме сообщили о моей гибели? Не успели, слава Богу, хоть тут повезло!» Удача, однако, не оставила летчика и впоследствии. Он храбро и результативно воевал, стал Героем Советского Союза, в блокадном Ленинграде встретил свою будущую супругу. После войны И. И. Борзов достиг звания маршала авиации, командовал воздушными силами Советского флота. Последние годы он жил на Якиманке в Доме на набережной.
...Война прошлась стальными гусеницами по городам и весям страны, по судьбам людей. В 1941-м едва ли кто мог сказать, когда остановится это смертоносное движение, где будет поставлен предел крупнейшему в мировой истории вторжению.
Борис Арсеньев, глава из сборника «Якиманка. Военные судьбы»
