Две деревни в одной области, а будто две эпохи, два несхожих образа страны. Аким-Анна – это изначальная, извечная Россия, Якиманское же – воп­лощение современных трендов, нынешняя, глобализующаяся по домашним рецептам Russia. В этом село на Истре похоже на нашу московскую Якиманку и даже продвинулось на своем пути дальше нее.

Добраться в эти края несложно: от Солнечногорска на рейсовом автобусе или маршрутке, либо от Москвы на своих колесах по Пятницкому шоссе с поворотом налево у храма Успения в селе Обухове. Основные подмосковные трассы, особенно в престижных районах, сейчас почти все на одно лицо. Заправки и автосервисы, рынки, магазины, кафешки, коттеджные и дачные поселки и заборы, заборы, заборы...

Все вроде бы пестро, крикливо разномастно, а в целом производит впечатление унылой монотонности, зрительного шума. Природа оттеснена на задний план, а то и вовсе скрыта. Лишь иногда подступающий к шоссе лес, блеснувшая водная гладь да мелькнувшая вдалеке церковная глава напомнят, как красивы были эти места еще недавно. Настоящее облегчение испытывает глаз, когда с очередного холма вдруг открывается идиллическая панорама северного плеса Истринского водохранилища – светлое зеркало в обрамлении зеленых берегов и синих далей.

Дорога спускается к речке Росне и сразу за мостом указатель – Якиманское. Если бы не он, село трудно было с первого взгляда отличить от со­седних. Свои исконные лица они в большинстве своем утеряли, новые же не обрели.

А терять было что. Якиманское – село древнее, примечательное. Когда-то оно было вотчиной Салтыковых. Потомки некоего выходца «из Прусс» и новгородских посадников, они с ХIV века служили уже московским государям. Были воеводами, а с ХVI в. заседали в Боярской думе. Репутацию рода сильно уронило Смутное время. Особенно «отличился» тогда Михайло Глебович Салтыков по прозвищу Кривой. Его считали одним из «составителей всего зла, чьи имена за их дела бесы вписали в свои книги».

М. Салтыков сначала изменил царю Василию Шуйскому, переметнувшись к «тушинскому вору» Лжедмитрию II. Потом предал и самозванца, стал ярым сторонником иноземного претендента на русский престол польского королевича Владислава. Когда в Москве утвердился польско-литовский гарнизон, М. Салтыков оказался фактическим главой оккупационного правительства. От него многое претерпели патриарх Гермоген и другие московские пат­риоты. Весной 1611 года Москва восстала против оккупантов, в нее вступили вой­ска Первого Земского ополчения. Именно Михайло Салтыков подсказал тогда путь спасения интервентам – сжечь город. И сам же подал пример, подпалив собственный двор. По совету боярина было уничтожено Замоскворечье, дабы осаж­денный в Кремле иноземный гарнизон мог легче получать помощь извне. Тогда сгорела и вся Якиманка. За деяния свои Кривой возмездия так и не получил.Он вместе с семьей выехал в Польшу с дипломатической миссией. Тем, вероятно, и спасся.

Национальное примирение после гражданской войны и в тогдашние времена заботило россиян. При царе Алексее Михайловиче внуки Кривого получили возможность вернутся на родину. Одному из них, Федору Петровичу Салтыкову, выпала несказанная удача. Его дочь Прасковья стала супругой царя Ивана Алексеевича, занявшего трон вместе с братом Петром. Такое родство еще более возвысило и обогатило Ф.П. Салтыкова. К концу жизни ему принадлежало 1649 крестьянских дворов. В том числе и в селе Якиманском на Истре.

Здесь в 1695 году незадолго до смерти боярин построил каменную церковь во имя свв. Иокима и Анны. Она, таким образом, была лишь на несколько лет моложе нашей – мос­ковской. В 1733 году уже при новых владельцах села Бахметьевых, выводивших свой древний род от приехавшего некогда на московскую службу из Орды татар­ского мурзы, храм был перестроен. Век спустя, в 1840-х, он обрел новую колокольню. А еще без малого через столетие в годы раннесоветского богоборчест­ва – разрушен. Тогда, в 1930-х, сильно изменился и окрестный пейзаж. У подножия берегового холма, на котором стоит Якиманское, расплескалось Истринское водохранилище, созданное трудом зэков по плану сталинское реконструкции московской водной системы.

Во время Великое Отечественной в окрестностях шли тяжелые бои. 24 ноября 1941 года малочисленные части 20-й кавалерийской дивизии оставили здесь позиции под натиском 55-й пехотной дивизии вермахта и под угрозой 2-й немецкой танковой дивизии с фланга. В тот же день войсковая группа генерала Доватора в составе 44-й кавалерийской дивизии, двух батальонов 8-й гвардейской стрелковой дививизии («Панфиловской») и остатков 129-й и 146-й танковых бригад нанесла контрудар по наступающему противнику. Но после первого успеха пришлось отступить. Три недели Якиманское было под немцем. 12-14 декабря в ходе контрнаступления войска подвижной группы Ф. Ремизова (17 стрелковая бригада, 44 кавалерийская дивизия,145 танковая бригада) из 16-й армии К. Рокоссовского при поддержке частей 20-й армии А. Власова (того самого, будущего изменника) освободили район от оккупантов.

Сегодня те, кто попадают в Якиманское, вряд ли догадываются о его многовековой истории. Память здесь стерлась основательно. Место разрушенной церкви заброшенно, не отмечено ни крестом, ни камнем. (Как, впрочем, и на нашей Якиманке). Опытный глаз, возможно, углядит в конгломерате строений старинные сооружения из красного кирпича – облупившийся усадебный конный двор да добротный частновладельческий дом, по-видимому, бывшей приходской школы или церковного причта.

Не сохранило Якиманское и традиционный облик русской деревни. Лишь несколько изб, некоторые совсем обветшалые, сиротливо жмутся к шоссе. Зато отовсюду из-за глухих заборов выглядывают гро­моздкие кирпичные сундуки разной степени уродливости и одинакового несоответствия местному пейзажу. Претензия на крутизну сочетается в их неприветливой архитектуре с желанием отгородиться от внешнего мира.

Нынешний рос­сиянин не чувствует себя защищенным. В обществе побеждающего социал-дарви­низма тлеет скрытая борьба всех против всех. Те, кто позажиточнее, строят мини замки, словно для «осадного сидения». (В городе, например, у нас на Якиманке тоже теперь повсюду заборы, стальные двери, видеокамеры и охранники). Родина, своя земля скукоживаются до размеров недвижимой собственности –квартиры или усадьбы. Все, что вне – чужбина, где надо держать ухо востро, но куда можно заметать свой мусор.

Забавно читать придорожную рекламу, соблазняющую приобретать дорогие дома в коттеджных поселках среди живописных по­лей, лесов и водоемов. Тоскующий по природе и простору горожанин выкладывает деньги и... вскоре оказывается в клетке заборов среди плотно застроенной до горизонта местности. Не в селе и не в городе...

Подобные поселки об­лепили и Якиманское. Сходная картина и на московской Якиманке: застройка все плотнее и выше, жизненное пространство все уже. И повсеместно в глаза бьет социальный контраст. Роскошные коттеджи (а у нас элитные комплексы) соседствуют с хибарами. В Подмосковье этот процесс зашел дальше, чем в столице.

Самое оживленное место села на Истре – придорожный супермаркет «Якиманский». Размерами и ассортиментом он не затерялся бы и в нашем районе. Да и ценами тоже – они здесь, пожалуй, повыше, чем в московских «Перекрестках». У въезда в село – еще один супермаркет, более дорогой. Чем больше элитного жилья в округе, тем выше цены в магазинах – эту истину давно постигли и московские якиманцы и истринские.

Есть в Якиманском и настоящая достопримечательность – питомник роз. Эти недеревенские цветы теперь прописаны здесь во многих усадьбах, так же как и в московских дворах и парках.

В старинном среднерусском селе самая заметная фигура – человек с азиатским типом лица. Гастарбайтеры ударно трудятся на строительстве и ремонте коттеджей и дач, на местном рынке стройматериалов, в обоих супермаркетах, в общем, везде, где есть работа. Новоселы, обитатели каменных замков, редко появляются на деревенских улицах.

Коренных якиманцев, коих в селе прописано около 200 человек, встретить средь бела дня и вовсе нелегко. Надо, поплутав среди заборов, пробраться к Истринскому водохранилищу. Якиманское, как и Якиманка, – территория прибрежная. Но и здесь и там доступ к воде ограничен. В центре Москвы тому препятствуют высокие набережные, превращенные в оживлен­ные магистрали. Да и в мутной столичной реке удить рыбу и тем более купаться не каждый решится. В Якиманском другая проблема. Истра здесь чистая, широкая, очень живописная, богатая рыбой. Вот только лучшие участки берега еще с советских времен заняты санаториями, пансионатами, базами отдыха, оздоровительными лагерями. Ныне все это в частном владении и бдительно охраняет­ся от посторонних. Плюс к тому кусок за куском благодатного истринского берега отхватывают все новые застройщики, нарушая строгий режим водоохранной зоны. Помнится, пытался с ними тягаться небезызвестный Митволь, да где он теперь?

В прибрежном селе Якиманском для свободного доступа к воде остались лишь две сотни метров заросшего берега и крошечный пляж для купания. Здесь-то в зарослях и камышах с рыболовной удочкой спасаются якиманцы от настигшей их несельской суеты. Мужики ворчат: тесно стало в селе, да и повсюду: у кого локти крепче да руки загребущие – тот и король; непонятно как жить: сегодня одно, завтра – другое, жизнь кипит, а все мимо. Московские якиман­цы иначе формулируют свои заботы, но одинаково печалятся об утраченной гармонии мира.

На выезде из села у самого указателя – самодельный деревянный крест – один из тысяч памятников жертв стихийной автомобилизации, разбросанных по всем подмосковным дорогам. Здесь заканчивается анклав новой России. А вокруг, за околицей поселков – просто Россия. Поля, где заросшие, где ухоженные, проселки, взбирающиеся на холмы и спускающиеся в распадки, невидимые в зарослях ручьи, светлые перелески и темные леса, уходящие за горизонт, одинокие деревни, братские могилы, храмы на древних погостах, бездонное небо...– простор для жизни и молитвы, пространство, созданное для тех, кто сомасштабен и созвучен ему. Эта Россия молчаливо смотрит на происходящее у ее подножия, никого не осаживает, никого не торопит – знает: все возвращается на круги своя...

Борис Арсеньев, Yakimanka.ru