Мужчина строит дом, женщина его обустраивает. Петр Великий воздвиг на фундаменте Московского царства здание Российской империи - колоссальное и величественное, но суровое и неуютное, как матросский кубрик или солдатская казарма. Внести в этот брутальный мужской мир толику тепла, изящества и роскоши выпало на долю «дщери Петровой» - «веселонравной» блондинки императрицы Елизаветы. Она стала подлинной родоначальницей отечественного гламура. Ее правление де-факто открыло в России век галантности. Но и век просвещения тоже...

Светская и набожная, благоразумная и взбалмошная, простодушная и смолоду искушенная в хитросплетениях политики, эта женщина была иконой сво­его времени и его секс-символом. Уникальная возможность вглядеться в образ блестящей эпохи и ее главной героини сегодня открыта каждому, кто посетит в Третьяковской галерее выставку «Елизавета Петровна и Москва». 376 артефактов из шести музеев и одного архива - живописные полотна, гравюры, чертежи, государственные реликвии, предметы быта, образцы одежды и оружия, заполони­ли несколько просторных залов Инженерного корпуса. Такого по этой тематике еще не было и в обозримом времени вряд ли будет. Дверь в мир роскошной старины останется открытой до 27 марта 2011-го.

В отечественной истории XIII век принято считать блестящим, даже триумфальным. Россия, преодолевая штормы, на всех парусах неслась в будущее. Она стала великой державой, выиграла несколько войн, расширила свои границы, укрепила государственность и экономику, наконец, приобщилась к европейской цивилизации. И большую часть этого столетия прожила под скипетром, если не сказать под каблуком, женщин-правительниц. Впрочем, открывшая их ряд вдова Петра Великого Екатерина I царствовала так мало, что большой памяти по себе не оставила. Правления императрицы Анны Иоанновны и регентши Анны Леопольдовны запечатлелись в анналах главным образом беспределом временщиков, засильем иноземцев и угнетением всего русского. Хотя объективные оцен­ки здесь не столь однозначно негативны. Куда благосклоннее отнесся суд истории к Елизавете Петровне. Да и современники в большинстве своем приветствовали ее восшествие на престол в 1741 г. и столь же дружно оплакали ее кончину в 1762-м. «… никогда на Руси не жилось так легко, и ни одно царствование до 1762 г. не оставляло по себе такого приятного воспоминания»- писал В.О. Ключевский.

Современные исследования на основе математической статистики подтверждают высокий уровень жизни россиян именно в годы Елизаветы Петровны. И при этом императрица еще и победоносно воевала со Швецией и Пруссией, русские войска били Фридриха Великого, впервые вошли в Берлин. В то правление были учреждены Дворянский земельный и Купеческий банки, отменены внутренний таможенные пошлины. Торговля развивалась, росла промышленность. Русские в своей стране уже не чувствовали себя людьми второго сорта по сравнению с иностранцами. Но - лишь при дворе, в усадьбах, конторах и лавках. Крестьянин впал в еще большую зависимость от помещика, хотя и ему перепадало от общего потучневшего пирога больше крошек, чем прежде.

Впрочем, историческое осмысление сложной конструкции эпохи - не главная тема выставки. Это не сухой чертеж времени, а его яркий, даже глянцевый образ, своего рода светский журнал, где много роскошной пищи для глаз, чуть меньше для души и кое-что для ума. Его с удовольствием пролистала бы и сама Елизавета Петровна, воскресни она в наши дни.

В Москве, вернее, в подмосковном тогда Коломенском, Елизавета Петровна родилась в те самые дни декабря 1709-го, когда ее отец Петр триумфально праздновал «преславную Пол­тавскую викторию» и завершение очередной успешной кампании в войне со шве­дами. Тот триумф стал своеобразным эпиграфом к судьбе будущей императрицы. Но путь к трону оказался тернист. Елизавета появилась на свет, когда ее ро­дители Петр и Екатерина еще не были венчаны, и это делало ее шансы на престолонаследие призрачными. Она росла на вольном московском просторе милым резвым белокурым ребенком, каким изобразил ее на портрете со старшей сестрой Анной придворный художник Луи Каравак в 1717 году. Лизхен впитывала в себя ве­яния контрастной петровской эпохи. Первыми словами, произнесенными ею, были:тятя, мама и... солдат.

По выражению Ключевского, Елизавета «воспиталась среди новых европейских веяний и преданий благочестивой отечественной старины». Она могла изъясняться на французском и немецком языках, понимала по-шведски и по-фински, любила итальянскую оперу, знала последние парижские моды и танцы. И она же в отличие от своего батюшки строго блюла древние обычаи и об­ряды, подобно московским царицам и царевнам много часов проводила за вышива­нием церковных убранств. Верила в колдов­ство, порчу и сглаз, была по-бабьи суеверна. Од­нажды, подписывая важнейший договор с Австрией, императрица едва успела вывести три первые буквы своего имени, как на кончик пера села оса... Елизавета сочла это дурным знаком, и трактат был подписан лишь полтора месяца спустя. Своими эмоциями Елизавета владела плохо, была человеком настроения. Была страшна в гневе, могла долго и виртуозно браниться, доводя жертву до обморока. Подчас давала волю и рукам. Но так же легко отходила, зла не помнила и, смягчившись сердцем, любила всплакнуть. Вступая на престол, она дала обет ни­кого не казнить смертью, а затем законодательно ввела мораторий на смертную казнь. Это был первый прецедент такого рода в России, далеко опередившей «просвещенную Европу». Однако и при Елизавете наказывали кнутом, выре­зали языки и ноздри, пытали в Тайной канцелярии...

В числе добродетелей «дщери Петровой» не числились ни самодисциплина, ни привычка к систематической работе. Она не имела даже распорядка дня: вставала ото сна и ложилась почивать, когда хотела; обедала, развлекалась, занималась делами, когда вздумается. Она была столь же ле­нива, рассеяна и капризна, сколь умна и по-женски проницательна. Но гла­вным, поистине смертельным, оружием ее была красота. Им она буквально сражала современников поголовно: от солдат и конюхов, до вельмож и дипломатов. Послы таких диаметрально противоположных по географии и культуре стран как Испания и Китай с одинаковым восхищением и в сходных выражениях отзывались о Елизавете. Высокая, статная, полнотелая, но пропорционально сложенная, с округлым лицом, русыми волосами, убранными в белый парик, с нежной кожей, бо­льшими голубыми глазами и маленьким пухлым ртом, в молодости она являла собой интернациональный эталон красоты эпохи, и, наверное, могла бы претендовать на звание «Мисс мира» какого-нибудь 1729 года, проводись тогда такие конкурсы. На сей счет, посетители выставки могут составить собст­венное мнение по нескольким парадным портретам императрицы кисти И. Вишнякова, Г-Х. Гроота, Л. Токе, Г. Преннера, П. Ротари и др. В этой галерее нет изображений в профиль: Елизавета стеснялась своей легкой курносости. Она всегда знала как себя выгоднее подать. Августейшая модница, никогда не появлявшаяся в одном наряде дважды, собрала, наверное, самый роскошный в истории гардероб от лучших «кутюрье» Парижа, Лондона, Вены, Петербурга и Моск­вы. Только в пожаре ее лефортовской резиденции сгорело свыше четырех тысяч платьев. Но оставшихся после императрицы 15 тысяч хватило на полвека, чтобы снабжать отличней материей не только дворцовый, но и церковный обиход. Так что портретную галерею выставки в Третьяковке можно назвать еще и модным журналом XVIII века. Есть в экспозиции и само платье императрицы, вернее его реконструированный образец.

Елизавета одной из первых в России смело перешагнула патриархальные табу и стала регулярно появляться на людях в мужском костюме, в котором, по вос­поминаниям Екатерины II, «была чудно хороша». Это давало возможность венценосной красавице демонстрировать свои высокие стройные ноги. Ради такой демонстрации она даже ввела в придворный обычай маскарады, на которых женщины переодевались мужчинами, а мужчины - женщинами. За этим женским кокетством, желанием нравиться, очаровывать таилось, вероятно, и глубинное ощущение ею мужских свойств собственной натуры. Не случайно любимым развлечением Елизаветы была псовая и соколиная охота верхом. Ей на выставке посвящен целый раздел: картины, гравюры, оружие, в том числе охотничий арбалет с инициалами государыни.

Любимая дочь великого отца, веселая и умная красавица, наконец, «спортсменка», Елизавета обладала несомненной харизмой, смолоду была очень популярна. Имея не много формальных прав на престол, она всегда рассматривалась как реальная претендентка на него, а потому возбуждала опасения высшей власти. Юную великую княжну то пытались выдать замуж за «заморских прынцев», то всячески притесняли вплоть до опалы и ссылки. Наконец, тридцатидвухлетней Елизавете надоела роль страдалицы, игрушки судьбы, и она поддалась на уговоры политиков и друзей «спасти Россию от иноземцев и временщиков», а также денежные посулы французского и шведского послов. Ноябрьской ночью 1741 г., надев поверх платья кирасу, она явилась перед ротой лейб-гвардейского полка с призывом: «Ребята, вы знаете, чья я дочь, - ступайте за мною!» Переворот, свергший с престола годовалого младенца Иоанна Антоновича с его матерью-регентшей Анной Леопольдовной и возведший на престол Елизавету Пет­ровну, прошел мгновенно и бескровно.

А весной следующего 1742-го новую императрицу с восторгом встречал ее родной город - Москва. Здесь, в Успенском соборе, по традиции свершился чин коронования. Многодневные торжества с триумфальными шествиями, церковными и светскими церемониями, пиршествами и народными гуляниями воочию предста­ют перед нами с гравированных листов еще одного экспоната выставки - Коронационного альбома. К сожалению, здесь нет изображения грандиозного фейерверка, зажженного на Царицыном лугу (сегодня здесь Болотная площадь). Огненная потеха продолжалась два с лишним часа, а Москва-река была заставлена плотами с иллюминированными аллегориями.

За время своего царствования Елизавета Петровна двенадцать раз посещала первопрестольную. Иногда оставалась здесь подолгу со всем двором, гвардией и многочисленной челядью, так что улицы опустевшего Петербурга зарастали травой. Государыня заботилась о благоустройстве и благолепии Москвы: установила ширину улиц не менее 10 сажен (примерно 21 м), а переулков - 6 сажен (13 м.), открыла первое общегородское Лазаревское кладбище, определила го­родскую черту по Камер-Коллежскому валу, ввела должность главного архитектора.

С Елизаветой в древнюю столицу пришло и «елизаветинское барокко». На выставке демонстрируются образцы стиля, в том числе скульптуры «путти» с Красных ворот, давно разрушенных. Здесь же чертежи и изображения архитектурных сооружений эпохи: дворцов в Покровском, Перове, Лефортове, созданных знаменитым Растрелли и также давно не существующих. На гравюре П. Никитина можно увидеть панораму усадьбы Н. Трубецкого «Нескучное», творения зодчего Д. Ухтомского. Сегодня от этого «Московского Версаля» остались лишь фрагменты планировки Нескучного сада да Охотничий домик над оврагом, известный по телепрограмме «Что, где, когда?». Заметим, что и соседний Александринский дворец «ныне Президиум РАН» ведет свою историю с елизаветинско­го времени от усадьбы Прокофия Демидова. 3десъ на террасах москворецкого берега этот богач, меценат и чудак создал лучший в Европе ботанический сад.

Для наук и просвещения царствование Блондинки вообще оказалось благоприят­ным. Именно по указу Елизаветы Петровны в 1775 г. был основан в Москве пер­вый российский университет. Сразу три уникальных портрета инициатора начи­нания М. В. Ломоносова представлены на выставке, также как и портрет главного исполнителя - И.И. Шувалова. Впрочем, сама Елизавета явно предпочитала наукам искусства. Слушая музыку, забывала обо всем, особенно любила арфу. (Ныне в Петербурге учрежден конкурс «Золотая арфа» имени императрицы Елизаветы Петровны). Так же самозабвенно смотрела балет, а танцевать умела лучше всех при дворе. В Москве при Елизавете был построен Оперный дом, а в Ярославле Федором Волковым осно­ван первый русский профессиональный театр.

Если в покровительстве наукам и искусствам дочь Петра шла по стопам отца, то в вопросах веры - в противоположном направлении. Набожная, соблюдавшая все посты и обряды, пешком ходившая по святым местам, она отказалась от петровской политики секуляризации и веротерпимости. Православная цер­ковь сохранила все привилегии, преумножила могущество. Усилились гонения на старообрядцев и инаковерующих, а иудеев императрица приказала и вовсе выселить из России и больше в нее не впускать. В разделе выставки «Госудырыня и церковь» можно видеть свидетельства этого курса: парадные портреты, драгоценную церковную утварь, изображения построенных тогда великолепных храмов и монастырей, в том числе грандиозной колокольни Троице-Сергиевой лавры, ротонды Воскресенского собора в Новом Иерусалиме.

Есть в экспозиции изображение и небольшой изящной Знаменской церкви в Перово, существующей и поныне. Здесь, если верить преданию, в 1744 г. Елизвета Петровна тайно сочеталась браком со своим многолетним любовником Алексеем Разумовским. Сын простого малороссийского казака и казачки, забавный портрет которой тоже есть на выставке, он пленил юную великую княжну ангельским голосом, был взят в придворную капеллу и приближен. Судя по портрету кисти неизвестного художника, Алексей Григорьевич вышел и внешностью. Жизнь его явно удалась: начав пастушком, он завершил ее генерал-фельдмаршалом.

А вот судьба их с Елизаветой дочери до сих пор будоражит историков, романистов и читающую публику: была ли она княжной Таракановой, воспитанной за рубежом, а потом обманом возвращенной Екатериной II в Россию и то ли погибшей в Петропавловской крепости, то ли мирно окончившей дни в московском Ивановском монастыре. Да и существовала ли она вообще? Ее изображения на выставке нет. Но есть портрет кисти Л. Токе, младшего брата Але­ксея Разумовского, Кирилла, возведенного Елизаветой в президенты Академии наук и украинские гетманы.

Государственная прозорливость императрицы проявлялась не в личном вмешательстве в дела, а в интуитивном умении «подбирать кадры». Ее всегда окру­жала когорта даровитых и крутых мужчин, которыми она манипулировала по принципу «разделяй и властвуй», хотя частенько и сама подпадала под чье-либо влияние. Например, иностранные дела Елизавета поручила сразу двум выдающимся дипломатам А.П. Бестужеву-Рюмину и М. Л. Воронцову, друг друга ненавидевшим и проводившим каждый свою линию. Портреты обоих экспонируются на выставке. По-соседству - братья Шуваловы, один из которых, Иван Иванович, под конец жизни Елизаветы Петровны занял подле нее место Разумовского. Среди этой толпы добрых молодцев в светских париках скромно затесался невзрачный великий князь Петр Федорович, которого императрица выписала из убогой Голштинии, сделала наследником престола Российского и тем самым невольно обрекла на трагическую участь.

Был у Елизаветы Петровны и женский ближний круг: придворные дамы, приживалки, шутихи и разного рода челядь. Опасных соперниц - красавиц, наделенных умом, она в него не пускала, старалась удалять от двора или травила придирками. А восхищавшая всех красотой и обаянием Наталия Лопухина, осмелившаяся фрондировать, была наказана примерно и жестоко: ей вырвали кончик языка, перед тем как отправить с семьей в Сибирь.

Одной из немногих дам, достойных ревности, которых императрица терпела, хотя и держала постоянно под дамокловым мечом немилости, оказалась великая княгиня Екатерина Алексеевна, чьи портреты также украшают выставку. Ее, принцессу из захудалого немецкого княжества Ангальт-Церботского, Елизавета выбрала в жены наследнику престола, ввела в российский царствующий дом и, как выяснилось в последствии, в историю.

Рассудительная, внутренне организованная Екатерина была во многом антиподом императрицы, но восхищалась ею и многое у нее переняла: от искусства привлекать сердца и управлять людьми, до страсти к охоте и мужским нарядам. Придет время и она, облачившись в офицерский мундир, повторит «подвиг» Елизаветы - при поддержке гвардии взойдет на трон, свергнув мужа, того самого Петра Федоровича. Под именем Екатерины II «Великой» бу­дет править долго и славно, сохранив некоторые заветы предшественницы, но затмив ее царствование в глазах современников и потомков. Тем не менее, о Елизавете Петровне не забывали ни тогда, ни после, да и не забудут никогда: слишком ярким и громким был триумф ее жизни.

Борис Арсеньев, Yakimanka.ru