Не менее драматичной выдалась вторая половина октября и начало ноября для 17-й стрелковой дивизии. После выхода из вяземского котла она доукомплектовалась в Угодском заводе. Сюда прихо¬дили пополнения из добровольцев-москвичей, маршевые роты. В состав ди¬визии влился 2 Люберецкий ополченческий полк и два сводных полка из остатков вышедшей из окружения 211-й стрелковой дивизии. Соединение восстанавливалось спешно, в считанные дни.
К 16 октября в нем насчитывалось 4469 бойцов и командиров, четыре 122 мм гаубицы, шесть 76 мм пушек, шестнадцать минометов. Дивизия вошла в состав 43-й армии К.Д. Голубева и заняла рубеж по реке Протва. Однако до конца, как следует, сколотить полки так и не успели. Немцы прорва¬лись под Малоярославцем и вышли на Варшавское шоссе. Вновь началось тяжелое отступление под минометно-артиллерийским огнем по лесным до¬рогам и тропинкам. На рубеже реки Нара у Тарутино дивизия попыталась закрепиться. «Дрались ужасно» — вспоминал участник событий. Но натиск превосходящего противника сдержать не удалось. Предел возможностей человеческой психики был уже перейден, и войска дрогнули.
21 октября последовал приказ Г.К. Жукова Военному совету 43-й армии: «В связи с неоднократным бегством с поля боя 17 и 53 ст. див. приказываю: — В целях борьбы с де¬зертирством выделить к утру 22.10 отряд заграждения, отобрав в него надежных бойцов за счет в.д.к. (воздушно-десантного корпуса, прим. автора), заставить 17 и 53 с.д. упорно драться и в случае бегства выделенному отряду заграждения расстреливать всех, бросающих поле боя». На следующий день командарму 43-й поступил новый приказ комфронта — отход до 23 октября запретить, командира 17-й дивизии «немедленно арестовать и перед строем расстрелять», «17 и 53 дивизии заставить вернуть утром 22.10.41 Тарутино, во что бы то ни стало, включительно до самопожертвования»...
До недавнего времени в исторической и популярной литературе эти события замалчивались. Они будто бы бросали тень на летопись славного соединения, да и Жукова рисовали не самыми светлыми красками, не говоря уж о том, что не соответствовали официозно-глянцевому образу Великой Отечественной. Но подобное на той страшной войне случалось повсеместно и едва ли не повседнев¬но. И без этой жестокой правды ее не понять.
Что же произошло в хмурые октябрьские дни 1941-го на берегах Нары?
Ото¬йдя к реке, 17-я дивизия заняла оборону на ее южном берегу по линии Троица-Курилово-Рыжково. Тарутино обороняли соседи, потрепанные части 53-й дивизии. Именно их выбил из села противник, захватив, таким образом, плацдарм на северном берегу Нары. Для 17-й дивизии это означало угрозу быть отрезанной от ос¬новных сил армии и, в конечном счете, попасть в окружение. Комдив Козлов, наученный горьким опытом боев под Спас-Деменском, мог оценить опасность. Он решил выводить своих людей из-под удара и приказал занять новые позиции по северному берегу Нары. Здесь, на холмах, и оборону держать было удобней, и сохранялась локтевая связь с соседними соединениями 43-й армии. Обнаружив начало отхода, немцы сделали все, чтобы не дать ему совершиться организованно. Обстрелы, бомбежки, атаки танков и пехоты следовали беспрерывно. Они вноси¬ли расстройство в ряды ополченцев, в которых и самих-то москвичей-доброволь¬цев оставалось уже немного, и велика была доля морально травмированных «окруженцев». На некоторых участках бойцы действительно не выдерживали, покидали поле боя. Их разрозненные группы обнаруживали день-два спустя, в глубоком тылу, в районе Высокое-Горелово, в 15-20 километрах от поля сражения. Но, приказав отойти за реку, комдив Козлов, возможно, и впрямь спас многих вверенных ему людей.
Однако у Жукова была своя правда. Он тоже спасал — фронт, Москву. Пусть даже ценой гибели целых дивизий. Слово «самопожертвование» в его лексиконе не случайно. Для Жукова потеря Тарутино и отход без приказа 17-й стрелковой были, безусловно, новостями крайне неприятными. Действуя на прежних позициях во фланг наступающей группировке противника, дивизия, скорее всего, погибла бы, но могла на день-два-три сковать гитлеровцев до под¬хода наших резервов. Теперь же немцы прочно зацепились за плацдарм на Наре, с которого могли продолжить наступление. Кроме того, с отходом 17-й дивизии опасно расширялась и без того огромная брешь между 43-й и 49-й армиями — настоя¬щие ворота в Серпухов и Тарусу. Прорыв на Наре вызвал такую реакцию Жукова еще и потому, что поставил на грань провала разработанный им и утвержденный Ставкой план возможного общего отвода Западного фронта на тыловой рубеж. При¬крывать отступление должны были арьергарды на промежуточных позициях, в том числе у Тарутино.
Едва ли командующий фронта вдавался во все тонкости тактической обстановки и пытался «влезть в шкуру» командиров, которым приходилось на месте принимать ре¬шения. Для Жукова важно было одно — немедленно попытаться исправить положение. Серьезно подкрепить обессиленные войска он в одночасье не мог. Оставались меры отчаяния — репрессии. К тому же представился случай показать, что грозные приказы об укреплении дисциплины — не пустые слова. Тут и попался под тяжелую Жуковскую руку комдив Козлов, боевой офицер, орденоносец, меньше многих иных виновный в поражении.
Автор книги «Собой заслонили Москву» В.В. Клеманов считает, что дело не обошлось без «черной наводки». Комдив–17, сумевший в начале октября организовать достойное сопротивление врагу под Спас-Деменском, был живым упреком и нежелательным свидетелем для тех, кто тогда оказался морально и профессионально несостоятелен, кто бежал, спасая себя и бросив своих солдат. Реабилитация полковника Петра Сергеевича Козлова состоялась, хотя и много лет спустя.
Подобные эпизоды в те страшные дни не являлись исключениями. Так за оставление без приказа Рузы были расстреляны перед строем командир и комиссар 233-й стрелковой дивизии. Советское командование считало оправданными любые меры, чтобы удержать расползавшийся фронт, измотать рвущегося к Москве противника, выкроить хотя бы несколько дней до подходе резер¬вов.
17-я дивизия, в командование которой вступил генерал-майор Д.М. Селезнев, в конечном счете, свою задачу выполнила — врага на оперативный простор не выпустила. Ценой самопожертвования. После боя за Тарутино из 1312 полка осталась едва од¬на рота. Остатки 17, 53 и 312 дивизий пришлось даже на время слить в сводное соединение под командованием генерал-лейтенанта Акимова. В ходе этих боев ополченцы впервые увидели тела своих товарищей, обезображенные врагом. Это действовало сильнее любых заградотрядов…
Отойдя всего на несколько километров восточнее Тарутино, 17-я ди¬визия проч¬но закрепилась на рубеже деревень Стремилово-Хоросино–Бегичево–Муковнино-Высоково. Здесь она словно намертво вросла в землю, простояв два месяца вплоть до перехода в контрнаступление. Ее воины могли бы с полным правом принять на свой счет слова, начертанные на тарутинском монументе 1812 года. «На сем месте российское воинство, предводительствуемое фельдмаршалом Кутузовым, укрепясь, спасло Россию и Европу».
