10 октября командующим Западным фронтом, в состав которого влился и Резервный, стал Г.К. Жуков. Как обычно он взялся за дело круто.
«Основное это то, что Конев и Буденный проспали все свои вооруженные силы, принял от них одно воспоминание... — писал он в Ленинград Жданову и резюмировал, — Мой метод тебе известен: буду истощать, а затем бить...».
На оборону столицы спешно стягивались войска откуда только можно: резервы из ближних и дальних округов, военно-учебных заведений, остатки частей, выходивших из окружения, московские добровольцы. В столице были созданы городской и районные штабы формирования рабочих батальонов. В Ленинском и Москворецком районах эти батальоны насчитывали, соответственно 600 и 340 человек. Впоследствии они вошли в 3-ю Коммунистическую дивизию.
В эти формирования вступали не только рабочие. Житель Малой Якиманки Андрей Каменский был студентом Московского университета. Не мог он похвастаться и образцовым пролетарским происхождением: предки, купцы, возили на тройках товары в Китай, водили собственные пароходы на Волгу, жертвовали на больницы, училища, монастыри, создавали музеи, занимали видные общественные должности в дореволюционной России. Нетрудно догадаться, что после 1917 года благополучие семьи рухнуло: она потеряла и состояние, и положение в обществе. Андрею пришлось надеяться главным образом на свой талант и упорство. И он смог найти себя в советской действительности. Еще в юности всерьез увлекся наукой, работал в Зоологической музее Университета, ездил в далекие и трудные экспедиции. Вечерами учился на рабфаке. Наконец, ему удалось поступить на биофак МГУ. Каменский быстро выдвинулся в число самых перспективных молодых ученых, получил Сталинскую стипендию. Когда началась война, Андрею предложили бронь. Он отказался и в грозном октябре 41-го ушел в рабочий батальон. Истинный российский интеллигент не мог в такие дни ни держать обиду на Родину, ни думать лишь о собственном спасении. Воевал Андрей отважно, но, увы, недолго. 23 февраля 1942 года он погиб под Демянском...
В прифронтовой Москве сколачивались отряды и дружины истребителей танков, снайперов, минеров. Это был второй набор московского ополчения. Тысячи людей вышли на строительство оборонительных сооружений. 13 октября Жуков издал приказ, в котором помимо призывов к исполнению воинского и патриотического долга были и такие строки: «Трусов и паникеров, бросающих поле боя, отходящих без разрешения с занимаемых позиций, бросающих оружие и технику, расстреливать на месте». Здесь же прозвучало и слово «самопожертвование». Мы еще встретим его в документах тех дней…
И все же фронт Можайской линии обороны трещал по швам. 12 октября немцы ворвались в Калугу, 14-го — в Калинин, 15-го пал Боровск, 18-го — Можайск и Малоярославец. Бои шли на подступах к Волоколамску. Только одна 4-я армия фельдмаршала фон Клюге с 9 по 21 октября, согласно ее сводкам, захватила 40,3 тыс. наших пленных, 179 танков, 327 орудий, 863 автомашины. Главные трофеи были взяты, видимо, в районе Вязьмы. Именно в те дни Гитлер распорядился, «чтобы ни один немецкий солдат не вступил в Москву. Город будет стерт с лица земли». Чуть позднее он приказал: «Капитуляцию Москвы не принимать, советскую столицу окружить и подвергнуть изнуряющему артиллерийскому обстрелу и воздушным налетам».
15 октября Государственный Комитет обороны принял постановление «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Из города уезжали правительственные учреждения, организации, крупные предприятия, срочно минировались все важные объекты.
16 октября почти на сутки остановилось московское метро — единственный раз в своей истории. Организованная эвакуация переросла в стихийную. Тысячи людей с вещами заполнили площадь трех вокзалов, толпились у восточных застав в надежде уехать или уйти из обреченного, как многим тогда казалось, города. Кое-где начались грабежи и погромы магазинов и складов. Людям, знакомым с историей, все это напоминало ситуацию 1812 года. Подобные настроения распространились не только среди рядовых граждан. К примеру, Л.П. Берия и некоторые военные считали, что удержать Москву невозможно.
Какое-то время видимо колебался и Сталин. 19 октября, открывая заседание ГКО, он прямо спросил собравшихся: «Будем ли защищать Москву?» Воцарилось молчание. Лишь после некоторой паузы началось обсуждение, и было решено — город оборонять.
С 20-го числа в Москве вводилось осадное положение. Ставка утвердила новый план отвода войск в случае неуспеха на Можайской линии на новый рубеж Клин-Истра-Жаворонки-Красная Пахра-Серпухов-Алексин. В случае же неудачи и здесь, войска отводились на линию самой Москвы, южнее и севернее ее. Видимо речь уже шла о боях в городе.
Таким образом, советское руководство и военное командование все же нашло в себе силы для преодоления острейшего психологического кризиса. Теперь все зависело от оперативных решений, стойкости и умения войск.
Борис Арсеньев, «Якиманка. Военные судьбы», часть вторая «Ополченцы» ©
Продолжение следует