Быль это или легенда, но говорят, что первая роль – Ульяны Громовой в «Молодой гвардии» Сергея Герасимова – выпала ей только потому, что заболела Клара Лучко, которая должна была играть эту монолитную комсомолку-подпольщицу. А роль, для которой она была рождена, – Аксиньи в «Тихом Доне», досталась Элине Быстрицкой.

Загвоздка состояла в том, что фактура Мордюковой не отвечала канону советской кинозвезды. Но при этом советское кино, снимая «пролетарскую жизнь» и постоянно выводя на экран простонародные типы рабочих и колхозников, изначально ориентировалось на городской тип женской стати. «Почвенным» обликом не обладали уже раннесоветские звезды: Любовь Орлова была аристократкой советского разлива, русской Марлен Дитрих, субтильная Марина Ладынина – условной трактористкой и еще более условной свинаркой, упомянутых выше сверстниц Мордюковой принять за крестьянок тоже было трудновато, а по мере урбанизации страны российское кино естественным образом уходило все дальше от сельского фенотипа.

Мордюкова не была звездой, она была актрисой (раньше говорили – харАктерной актрисой) в столь полном смысле этого слова, что никогда нельзя было разобрать, говорит она всерьез или играет очередную придуманную для себя роль, так изощренно имитируя простодушие, что оно казалось стебом. Так или иначе, слушать ее восхитительные интонации и причудливые характеристики людей, с которыми ее хоть на пять минут сводила жизнь – вплоть до Ельцина и Путина, – было чистым удовольствием. Имей она желание выступать на эстраде – могла бы дать фору и Кларе Новиковой, и Верке Сердючке. Любопытно сопоставить ее с легендарной Фаиной Раневской, обдуманная речь которой напоминала закованную в гранит Неву, тогда как речь Мордюковой была своевольным потоком, сходу перехлестывавшим любые препятствия.

Что ее после «Молодой гвардии» долго не снимали – миф: позднесталинское время было «периодом малокартинья» и перерывы произошли у всех актрис. После фильма Герасимова (1948) Мордюкова появилась (вместе с партнершами по «Гвардии» Лучко и Инной Макаровой) у Пудовкина в «Возвращении Василия Бортникова» (1952), а дальше вплоть до первой половины 90-х снималась в среднем раз в год, хотя главных ролей было у нее относительно немного. На ее женский размер требовался индивидуальный пошив, а мужа-режиссера, который мог бы заказать сценарий под собственную жену, у Мордюковой не было. С мужчинами ей вообще не очень-то и везло – все были красавцы, все артисты (кто в кино, кто по жизни), но настоящего мужика, который мог бы с ней сладить, и к которому она могла бы, как поется в песне, прислониться как к дубу, среди них не нашлось. Недаром же ее реплика: «Хороший ты мужик, но не орел» из «Простой истории» стала одной из самых знаменитых. И не случайно в старости она как-то призналась, что, будь помоложе, влюбилась бы без памяти во Владимира Машкова – буквально за глаза, «нефтяные и затягивающие». Глаза тут, конечно, эвфемизм для отвода глаз – дело в яркой мужской харизме этого актера, которую нынче на испанский манер называют «мачизмом».

В результате индивидуальная нота появилась у Мордюковой не столько благодаря режиссерам и сценаристам, сколько благодаря (хотя слово это в данном контексте звучит иронично) трудной женской судьбе. Это была, как давно замечено, нота одиночества. С наибольшей силой она прозвучала в «Комиссаре» Александра Аскольдова (1967), где Мордюкова сыграла ровно то, что означало ее настоящее имя (Ноябрина), то есть женщину, созданную революцией. И революцией же погубленную в своей женской ипостаси – бросившую новорожденного ребенка и ушедшую за своим полком. Но этой ее роли почти никто тогда не увидел – фильм уложили на полку и сняли оттуда лишь через 30 лет, после обратной революции на V съезде кинематографистов СССР. Вторую вершину она взяла в 1982 году, с полной раскованностью исполнив трагикомическую роль деревенской женщины, которая терпит крах, пытаясь укрепить семью дочери-горожанки, чья жизнь ей глубоко непонятна. Последнюю (при всех издержках самой картины) – в «Маме» Дениса Евстигнеева (1999), который поручил ей откровенно символическую Родину-мать, искорежившую жизнь своих детей, но нашедшую силы попросить у них прощения за то, что сделала с ними.

После этого она снялась только в документальном фильме Ренаты Литвиновой «Нет смерти для меня», но памятником самой себе не стала, оставаясь живой и непредсказуемой. На публике Нонна Мордюкова появлялась редко, и каждое ее появление, будь то на «Нике» или на собственном 80-летнем юбилее – было триумфальным. Свою славу она, к счастью, не пережила.

Виктор МАТИЗЕН. Фото: АНАТОЛИЙ МОРКОВКИН

Виктор МЕРЕЖКО, драматург:
– Когда я услышал, что Нонны Викторовны не стало, я заплакал. Мы с ней очень дружили, а познакомились на съемках картины «Трясина», где я выступал как один из соавторов. У Нонны Викторовны там была весьма трагическая роль, и она очень уставала от такого амплуа. Помню, она подошла ко мне и сказала: «Витька, напиши для меня комедию». Я лишь улыбнулся в ответ: писать комедию для Мордюковой казалось мне сложнейшей задачей. Мы быстро подружились с ней, она с удовольствием приходила ко мне в гости и однажды вновь сказала: «Витька, ну где же комедия?» Я понял, что нужно писать. Так появился сценарий к фильму «Родня». В один из дней я отдал его Мордюковой, а ночью она мне позвонила. «Какой ты гений», – первое, что услышал я в трубке. А потом еще час она комментировала мой сценарий, осыпала комплиментами, но местами и нещадно ругала. В жизни она не умела быть актрисой и всегда искренне говорила то, что думает. «Ты должен найти самого лучшего режиссера», – просила она. Я снова замешкался, поэтому Мордюкова долго ждать не стала и передала сценарий Никите Михалкову. Совсем скоро мы начали снимать «Родню». Нонна Викторовна поначалу чувствовала себя хозяйкой картины, у нее был свой особый взгляд на героиню, поэтому на съемки она пришла на каблуках и с завивкой – думала, что именно так должен выглядеть ее персонаж. Однако Михалкову образ не понравился, и он влез руками в ее прическу, что-то там переделал; вместо платья нарядил Нонну в майку, на зубы прилепил фольгу. Мордюкова с ее непростым характером тут же взорвалась: «Снимай Римму Маркову, раз тебе мой образ не нравится». Мы дружили с ней до последних дней, перезванивались. В последнее время мне было сложно говорить с ней по телефону: по голосу чувствовалось, что Мордюкова неважно себя чувствует.

Наталья КРАЧКОВСКАЯ, актриса:
– У меня ощущение, что ушла из жизни королева русского кино. Душа болит за нее, она ведь могла сыграть много больше ролей, но, увы, столкнулась с извечным русским разгильдяйством: дескать, Мордюкову мы потом еще снимем. Я знаю, как она годами ждала интересные роли, а их отдавали другим. Мне кажется, она не полностью проявила свой талант, и никто не заменит ее. Я вспоминаю, какой Мордюкова была прекрасной рассказчицей. Мы подружились с ней на съемках картины «Все у дороги». После этого она не раз приходила в гости и с порога могла заявить: «Ну, девчонки, я вам буду сегодня истории рассказывать». И говорила настолько душевно, трогательно, что никто не мог есть. У нее была сложная личная жизнь, и не раз Мордюкова мне повторяла: «Наташка, помни: все доброе ты несешь сама, и не жди, что добро вернется. Ждать этого – грех».

Кира ГОЛОВКО, актриса:
– Я снималась с Мордюковой в картине «Председатель». Никогда не забуду, как Нонна с первых дней съемок глядела на меня волчьим взглядом. Ей было обидно, что главная роль досталась мне, а не ей. Так продолжалось около недели. Наконец, она подошла ко мне и сказала: «Ладно, надоело мне тебя ненавидеть». И достала из-за спины бутылочку и два стакана. Мы выпили с ней на брудершафт и поцеловались. Не знаю почему, но в ту минуту я заплакала – настолько искренний и добрый рядом со мной был человек.

Подготовил Виктор БОРЗЕНКО
 
"Новые Известия"