Для русского человека XIX века одним из зримых образов России был вид с кремлевского холма на Замоскворечье. Быстрая светлая река, широкая, уходящая к горизонту равнина, утопающая в зелени садов, сотни домов – роскошных и убогих, неказистых и изысканных, и над всем этим – величавые силуэты храмов. Это была подлинная, глубинная Русь в самом сердце ее древней столицы. Даже в те дни, когда вокруг дымились, догорая, развалины московского пожара, наполеоновский офицер не мог не отметить в дневнике: «С высоты Кремля на Москву все еще прекрасный вид...»

Тогда, в 1812 году, Замоскворечье, в которое в те времена входила и территория нашего района, разделило трагическую судьбу столицы и вместе с нею восстало из пепла.

Воочию представить облик допожарного Замоскворечья москвичи могут и сейчас, т.к. в целом сохранилась его древняя планировка. Большинство улиц и переулков имеют те же направления и конфигурацию, а некоторые – и прежнюю ширину. Пройдитесь по Кадашам, по Большой и Малой Полянкам в районе Полянского рынка, по набережной Водоотводного канала у начала Якиманки – здесь еще остались дома более чем двухсотлетнего возраста. И хотя они, как правило, много раз меняли свое лицо, характер и масштаб застройки - невысокой, соразмерной человеку, в целом остался таким же.

В начале позапрошлого века район на правобережье Москвы-реки связывал с центром столицы старый Большой Каменный мост (в 1812 г. в очередной раз отреставрированный) и несколько деревянных мостов. В Замоскворечье было немало капитальных казенных сооружений – Винно-соляной и Суконный дворы у Болотной площади, Кригскомиссариат в Нижних Садовниках.

Частная застройка в пределах Земляного города (в Якиманской и Пятницкой полицейских частях) почти на треть состояла из каменных домов. Их было около трехсот. В основном они концентрировались в районах древних замоскворецких слобод - Садовой, Кадашевской, Голутвинской, Кожевенной.., а также вдоль главных улиц. Здесь же возвышались и самые красивые храмы - Иоанна Воина и Иоакима и Анны на Якиманке, Воскресения в Кадашах, Климента и Параскевы Пятницы на Пятницкой и другие.

НАКАНУНЕ

В начале XIX в. главной фигурой Замоскворечья был купец. Полянка и по сей день начинается старинным тяжеловесным домом купца Рылова (№ 2). На Малой Якиманке жили Алексеевы, в Голутвинской слободе – Третьяков…

Купцы крепко сидели в своих замоскворецких гнездах, но их уже теснило дворянство. Особенно много дворянских усадеб и особняков было на Козьмодемьянской улице (Б. Полянке). Здесь соседствовали Прозоровские, Соймоновы, Головины, Сабуровы, Нащокины, дом которых (№ 11) и поныне цел. Но самыми многочисленными жителями Замоскворечья, как, впрочем, и всей Москвы, были дворовые, обслуживавшие дворянские дома и крестьяне-отходники, пришедшие в столицу на заработки.

Впрочем, Замоскворечье того времени было не однолико. В тихих переулках царила атмосфера патриархальной размеренной жизни. На площадях же и главных улицах кипела столичная суета. На Болоте был крупнейший в Москве мучной и фуражный рынок, на Конной площади за Земляным валом (где ныне Морозовская больница) – рынок мяса и скота. Людные торжища толпились на недавно распланированных Калужской и Серпуховской площадях. Торговля шла и в лавках при купеческих домах.

Если Якиманская и Пятницкая части были населены достаточно плотно, то в Серпуховской части обширные пространства оставались незастроенными. Эта местность считалась дачной, почти загородной. Здесь было немало небольших деревянных усадеб мелкопоместных дворян. Знать же охотно селилась по живописному берегу Москвы-реки вдоль Калужской улицы. Недалеко от ее начала возвышался роскошный дом Полторацких, ныне он составляет основу здания Горной Академии. Далее раскинулась усадьба графини А.А. Орловой-Чесменской «Нескучное» с великолепным дворцом (сейчас Президиум Академии наук). Это был признанный центр светских развлечений допожарной Москвы.

На окраине Замоскворечья находились два монастыря Данилов и Донской и две крупнейшие и самые современные по тому времени больницы Москвы – Павловская и Голицынская, здания которых были выстроены в начале XIX в. М.Ф. Казаковым.

Серпуховская часть являлась наиболее развитым промышленным районом столицы. Здесь работали два крупнейших текстильных предприятия города – Даниловская мануфактура кн. И. Барятинского и фабрика Титова на Калужской. В Кожевниках размещалось множество кожевенных и табачных фабрик. Таким встречало Замоскворечье «грозу двенадцатого года»...

...ПОЛУЧИЛ ОТ БОГА, ОТДАЮ РОДИНЕ

Хотя слухи о предстоящей войне с Наполеоном носились уже давно, Москва в первой половине 1812 г. отнюдь не напоминала крепость, готовящуюся к осаде. Наоборот, как это обычно бывает перед большими потрясениями, столица веселилась больше обычного. До пятидесяти балов ежедневно давалось в дворянских домах.

Начало войны в Москве встретили спокойно. Мало кто верил, что беда докатится и сюда. Тем не менее, московское дворянство и купечество тут же собрало миллион рублей для покупки волов для армии.

Манифест Александра I о начале военных действий, в котором в сильных выражениях описывалась грозная опасность, нависшая над Россией, всколыхнул Москву. Во всех церквях было зачитано воззвание Святейшего Синода, ежедневно произносилась молитва об избавлении Отечества от «нашествия супостатов».

12 июля (здесь и далее даты по старому стилю) в древнюю столицу прибыл из армии сам Александр I, чтобы заручиться поддержкой москвичей и объявить об организации народного ополчения. Он был встречен с небывалым воодушевлением.

15 июля в Слободском дворце состоялась встреча императора с представителями московского дворянства и купечества. Дворяне обещали выставить ратников ополчения. Купечество, костяк которого составляли замоскворецкие толстосумы, тут же за полчаса собрало 2,4 млн рублей и взялось доставить в целом 10 миллионов. Отличился промышленник с Якиманки С.А. Алексеев (предок К.С. Станиславского), пожертвовавший 50 тыс. рублей. (Позднее его имя было выбито золотом на доске в храме Христа Спасителя). Самый е крупный вклад (100 тыс. рублей) сделала известная замоскворецкая богачка и благотворительница А.А. Орлова-Чесменская.

Некоторые купцы отдавали все свое состояние. Московский генерал-губернатор Ф.В. Ростопчин в своих записках рассказывает о купце, который пожертвовав половину своих денег, заявил: «Получил я их от Бога, а отдаю Родине». В этих словах выражалось исконно русское представление о богатстве, как, прежде всего, об огромной ответственности перед Богом и людьми.

Впрочем, далеко не все следовали подобным представлениям. Тот же Ростопчин писал и о «преступном лихоимстве московских купцов», наживавшихся на военных поставках и торговле оружием.

ТРЕВОГА

По мере приближения театра боевых действий тревога в Москве усиливалась. Начался отъезд населения из города. Особенно он усилился после взятия Наполеоном Смоленска. Замоскворецкие купцы держались в столице дольше других групп населения – им труднее свертывать свои дела, да и бежать многим было некуда, в отличие от дворян, имевших поместья. Вместе с тревогой, нарастали и ее неизбежные спутницы: подозрительность и шпиономания.

22 августа жители Замоскворечья стали свидетелями необычного зрелища – при стечении народа сорок заподозренных в шпионаже иностранцев, главным образом французов (торговцев, ремесленников и даже театральных режиссеров и балетмейстеров) были погружены на речные барки и отправлены вниз по Москве-реке и Оке в глубь страны.

Еще до Бородинского сражения в Москву начали прибывать раненые из армии. После Бородина их поток буквально захлестнул столицу. Раненых размещали по больницам, наперебой приглашали в частные дома. Несколько десятков человек привезли и в якиманскую Голицынскую больницу.

31 августа отступающая русская армия вплотную приблизилась к Москве. В этот день огромные толпы москвичей, в числе которых было много и жителей Якиманки, Замоскворечья, по призыву Ф.В. Ростопчина вышли за Пресню на «Три горы», чтобы с оружием в руках отстаивать город. Но сам Ростопчин не явился, и народ, в конце концов, разошелся.

1 сентября состоялся военный совет в Филях. На нем было принято историческое решение – сдать Москву. «Наполеон подобен быстрому потоку, который мы сейчас не можем остановить, Москва - это губка, которая всосет его в себя» – говорил в тот день М.И. Кутузов.

Борис Арсеньев, Yakimanka.ru

Продолжение следует