Еще весомее были достижения в сферах культуры и образования. Открылись Исторический, Политехнический, Антропологический музеи, основаны Московская консерватория. Петровская сельхозакадемия, Высшие женские курсы. Среди знаковых сооружений той поры памятник Пушкину, мемориал Героям Плевны, здания Верхних торговых рядов на Красной площади (ныне ГУМ) и Городской думы. Наконец, при генерал-губернаторе Долгорукове завершился самый знаменитый московский долгострой – храм Христа Спасителя.
Изменила лицо и Якиманская часть. Были построены заново Москворецкий и Крымский мосты. У Калужских ворот возвели грандиозное здание церкви Казанской Богоматери, взорванное в советское время.
Свершения тех лет были поистине титаническими. Но тогда никому и в голову не приходило называть почтенного князя Владимира Андреевича титаном. Все знали: «хозяин» Москвы не любит чрезмерно утруждать себя делами. Зато в театре на премьерных спектаклях и бенефисах губернаторская ложа не пустовала. Князь особенно любил балет и цирк.
В своей резиденции на Тверской он давал роскошные балы, на которые собиралась вся Москва – от лощеных персонажей высшего света до старозаветных купчин в смазных сапогах. Проникали сюда и темные личности. Как-то раз один из солидных на вид гостей попросил у князя разрешения показать в его отсутствие губернаторский дом туристу-англичанину. Любезный хозяин не мог отказать. Респектабельный господин оказался мошеником – одним из главарей шайки «Червонных валетов». Он выдал губернаторскую резиденцию за собственный дом и выгодно продал ее иностранцу. Скандал с трудом замяли.
Излишнюю доверчивость князя отмечали многие современники. Текущие дела вершили сотрудники его канцелярии, часто по своему усмотрению. Большое влияние на губернатора приписывали его камердинеру Григорию Вельтищеву. Завзятый бонвиван, князь Владимир Андреевич, овдовев, все больше попадал под обояние дам – Нарышкиной, Гагариной и др. В его ближний круг входила и виднейшая благотворительница А.Н. Стрекалова.
Человек состоятельный и чистоплотный В. Долгоруков на своем посту руку в казенный карман не запускал. Однако, как и прежде, сквозь пальцы смотрел на «шалости» подчиненных. Умеренное подношение в патриархальной Москве считалось не взяткой, а «благодарностью» и не осуждалось. Впрочем, и современники уже замечали, что вместе с прогрессом общества выходит на новый уровень и коррупция. Так, В. Гиляровский едко иронизировал по поводу реформы полиции:
Квартальный был – стал участковый,
А, в общем, та же благодать:
Несли квартальному целковый,
А участковому – дай пять!
Князь Долгоруков был открыт и доступен. Во время его ежедневного, без всякой охраны, моциона по Тверской к нему мог подойти любой. Народные гуляния 1 мая в Сокольниках и 22 июня в Петровском парке неизменно начинались с выезда генерал-губернатора верхом на белой лошади. При всем том В. Долгоруков был человеком власти. В Москве он, по выражению биографа, «чувствовал себя почти на положении старинного удельного князя». И это тоже импонировало москвичам, любившим подчеркнуть свою независимость от столичного Петербурга и принадлежность к единой патриархальной семье.
Долгоруков редко когда приказывал, но его любезные просьбы были равносильны приказам. Однажды, вспоминал Н. Найденов, князь так очаровал известного промышленника М. Вогау, что уговорил его пожертвовать огромную сумму на учреждение Добровольного флота. Лишь на пути домой в карете жертва губернаторской дипломатии осознала, что произошло, и упала в глубокий обморок.
Конфликты и скандалы князь предпочитал решать по-семейному, не вынося сор из избы. Он воздерживался от применения драконовских мер к бунтовавшим студентам, не поощрял охот на ведьм в острые периоды гражданского противостояния. Русский барин и традиционалист, В. Долгоруков не разделял некоторых устоявшихся массовых предубеждений. Так, при нем процветала московская еврейская община, численность которой достигла 35 тысяч человек. Князя даже упрекали, что он превращает Москву в Бердичев. И действительно, Зарядье, например, по составу жителей и бытовому укладу тогда весьма напоминало местечко в черте оседлости.
Впрочем, позволяя себе легкую фронду, Долгоруков и против прямых указаний Петербурга не шел. Действенным методом смягчения социальной напряженности в пору «дикого капитализма» стала широкая благотворительность. Ее губернатор поощрял всемерно. Сам состоял в 180 благотворительных обществах, во многих из них председательствовал. Более 200 стипендий в учебных заведениях и 160 бесплатных мест в больницах носили имя князя.
О долгоруковских приютах уже говорилось выше. Тот, что открылся в Якиманской части, в Казанском переулке предназначался для девочек-сирот и обездоленных женщин. Здесь их обучали ходовым профессиям, в основном, швейным. В 1888 г. в приюте освятили домовую церковь во имя св. равноапостольного князя Владимира – Крестителя Руси и небесного покровителя В. А. Долгорукова, который лично присутствовал на торжестве.
Много позднее, в 1914-м, рядом построили новый 5-этажный корпус с садом и зимним катком на крыше. Приют просуществовал до 1918 г. Тогда вместе с ним упразднили и Владимирскую церковь. Долгое время в здании помещался туберкулезный диспансер. В 1990-х здания перестроили, и о былом теперь напоминают лишь старые фасады.
В «долгоруковскую эпоху» Москва далеко продвинулась по пути прогресса. Но не В. А. Долгоруков был мотором этого развития, а само московское общество, разбуженное великими реформами 1860-1870-х гг. Главная же заслуга генерал-губернатора состояла в том, что он не душил гражданскую инициативу, а во многом содействовал ей. Благодушный, чуждый доктринерству и фанатизму князь словно следовал призыву Талейрана – «Поменьше усердия, господа, поменьше усердия!». Естественный ход вещей не тормозился и не подгонялся. В результате, Москва пережила сложный период коренных преобразований без больших потрясений. Авторитет городской власти оставался высок. В. А. Долгоруков был удостоен звания Почетного гражданина Москвы и уездных городов губернии. Юбилеи его управления отмечались как общегородские праздники, а в 1877 г. по просьбе жителей Новослободскую улицу переименовали в Долгоруковскую.
Но всему бывает конец. Пришел он и «долгоруковской эпохе». В чиновном Петербурге московского «удельного князя» не слишком жаловали. Однако Александр II благоволил ему, как и всем Долгоруким, из рода которых происходила возлюбленная императора, а позднее его морганатическая супруга княгиня Юрьевская. По той же причине следующий царь, Александр III, «долгоруковскую породу» ненавидел: не мог простить обиды матери. Интриги против чрезмерно самостоятельного «хозяина Москвы» усиливались год от году. В конце концов, в феврале 1891 г. он вынужден был выйти в отставку. Обиженный, он уехал в Ниццу, потом в Париж. Здесь осенью того же года В. А. Долгорукий и скончался. Его похоронили в Петербурге в фамильном склепе на Смоленском кладбище. Москва воздала посмертные почести князю, переименовав улицу с неблагозвучным названием Живодерка во Владимиро-Долгоруковскую (ныне Красина).
А затем сменилась эпоха. В советское время имя В. Долгорукова ушло в глубокую тень, было стерто с карты Москвы и из ее истории. Лишь в последнее время о нем вспомнили. В 1992 г. Каляевской улице возвращено название Долгоруковской. Появились публикации, посвященные князю. В этом году в связи со 120-летием завершения «долгоруковской эпохи» и кончины В.А. Долгорукова можно ожидать всплеска интереса к этой исторической фигуре. Почин уже сделало общество «Старая Москва», заслушав на одном из недавних заседаний содержательный доклад В.И. Боковой о князе Владимире Андреевиче. Наверняка, последуют и другие знаки памяти...
Борис Арсеньев, Yakimanka.ru
