Скульптор, заслуженный художник РФ, член-корреспондент PAX (среди его работ  «Владимирская Богоматерь», «Архангел Михаил. Молитва», скульптурная композиция из бронзы «Святой Георгий», «Распятие с ангелами», «Николай Гумилев» , «Сочувствие»)
недавно прекратил голодовку в защиту Дома скульптора, добившись от властей положительного результата.

Голодовка

– Совсем недавно вы и еще несколько академиков РАХ завершили голодовку из-за Дома скульптора. Вы победили. Расскажите историю победы. 

– Да, я вот только вчера отошел окончательно. Все-таки в моем возрасте пятидневная голодовка – это вряд ли полезно. А остальные ребята -академики и скульпторы - постарше меня были, около семидесяти всем. Но по порядку. Дом скульптора расположен по адресу: 1-й Спасоналивковский переулок, дом 4, Усадьба Вяземских.

В 1968 году это был полуразрушенный бомжатник с пробитой крышей, и его хотели сносить. Но представители скульптурной секции Союза художников обратились в Правительство Москвы с просьбой оставить этот дом скульпторам. Ремонт, реставрация – все за счет СХ, ни копейки бюджетных денег. Нам пошли навстречу. Дом отреставрировали, и заработала одна из немногих в Москве бесплатных культурных площадок, где одна выставка сменяла другую и не прекращались творческие вечера.

Два года тому назад произошло разделение памятников культуры и архитектуры на московские и федеральные. Как только это абсурдное по инициативе Грефа нововведение вступило в силу, мы обратились к Швыдкому взять нас под крыло, ведь теперь наш дом проходил по его ведомству. Никаких возражений мы не встретили. У нас было все по закону – договор, охранная грамота на землю…

Но в августе прошлого года мы вдруг узнаем, что нам надлежит оттуда выехать, потому что в Дом скульптора въезжает Культурный фонд содружества стран СНГ, сопредседателем которого является Швыдкой. Мы – сразу к нему. То, что он нам ответил, даже не хочу говорить, - полная ерунда, чистая отговорка.

И началась война. В январе этого года на первый этаж дома ворвались восемь человек в форме какого-то охранного агентства, взломали все замки, двери. Это было ранним утром, в доме находился только вахтер. Эти клоуны тут же написали заявление, что пьяные скульпторы ломали и крушили дом, поэтому они были вынуждены за него вступиться. Они не знают, что такое пьяные скульпторы! Если бы в доме находились пьяные скульпторы, от этих клоунов-«охранников» ничего бы не осталось. У нас ребята здоровые, профессия такая.

Мы провели митинг протеста на Славянской площади. Когда стало понятно, что никакие обращения не действуют, решили предпринять голодовку. Купили матрасы, раскладушки и отправились на первый этаж своего Дома. Нужно было перевести ситуацию из подковерной в гласную. С правовой точки зрения мы ситуацию выигрывали. Но тут столкнулись с информационной блокадой, которая была организована на всех центральных телеканалах. Нас поддержали только «Эхо Москвы», «Новая газета», Радио Свобода, «Маяк». Андрей Бильжо на радиоканале «Культура» в своей передаче рассказал о нас и о проблеме.

Мы голодали пять суток. К нам приходили и люди с улицы, чтобы поддержать, и известные актеры, писатели, поэты, журналисты. А на пятый день приехали Бунимович, Филатов, Митрохин и попросили прекратить голодовку. Сказали, что принимается решение в нашу пользу. В этот же день позвонили из Администрации президента, сообщили, что мы услышаны, что вопрос будет решен, попросили прекратить акцию. Мы голодовку приостановили. На следующий день узнали, что все в порядке, что мы победили. Я человек не политический, но меня поразило, что с предложениями о помощи к нам обращались коммунисты, а ЛДПР вообще телефоны оборвала.


Случай, к сожалению, характерный для сегодняшнего дня. Отбирают Переделкино, Дом актера, Гнесинку. К объектам культуры относятся, как к обычным территориальным объектам недвижимости. И наш конфликт все время пытались перевести в конфликт хозяйствующих сторон. А проблема-то государственная. Даже политическая. Государство, которое так относится к собственной культуре, бесперспективно. Культура – это то, что удерживает от стрельбы на улицах. Люди у власти, которые этого не понимают, просто не думают о своей стране. Они озабочены только собственным благополучием.

Собака в метро

– Александр Владимирович, хоть ваши работы украшают и Кремль, и Храм Христа Спасителя, в народе вы известны как автор памятника «Сочувствие», посвященного собаке Мальчик. Хочется из первых рук узнать историю его создания.

– В феврале памятнику исполнился год. А убили Мальчика семь лет назад в переходе метро «Новослободская», где он жил. Его все знали, многие кормили, но вот нашлась одна ненормальная, которая убила его. Сначала она натравила на него своего стафордшира. Но когда Мальчик неожиданно стал его побеждать, мальчик ведь боролся за свою территорию, да и не слабый он был – такая овчаристая дворняга, - так вот, когда он стал брать верх, сумасшедшая хозяйка стафордшира достала нож и зарезала Мальчика на глазах у всех. Девять ударов нанесла! Ее потом отправили в психиатрическую больницу. Она ведь и охранника магазина чуть не порешила, который пытался выхватить у нее нож. Журналистка Ирина Озерная написала замечательный по этому поводу материал, его напечатали «Огонек» и «Известия», и он имел резонанс.

Казалось бы, обычная история. Их происходит десятки в день –  «пришили» какую-то блохастую собаку. Но тут включилась Организация по защите животных и - главное – много известных деятелей культуры: Гафт, Быстрицкая, Макаревич, Анофриев, Ахмадулина, Мессерер, Камбурова. В создании памятника, кроме меня, участвовал мой брат Сергей Цигаль и архитектор Андрей Налич. После того как мы прошли множество бюрократических  формальностей, нам предложили место для памятника не в переходе, а в вестибюле станции. На открытии было столько телекамер, сколько у меня не было никогда – шестнадцать! Сегодня памятник «Сочувствие» живет своей жизнью. Мальчику приносят цветы, на постамент кладут какие-то записочки, оставляют деньги для бомжей. Мне кажется, от него исходит тепло, которое напоминает о том, что животные – наши меньшие братья.

Мистика глины

 Про мистическое расскажу. Однажды я лепил портрет товарища и по каким-то причинам бросил работу. В мастерскую зашел отец. Увидел и говорит: «Немедленно размочи портрет и закончи. Он очень похож. А когда портрет передает внутреннюю суть и он при этом не закончен, человек заболеет».  Я позвонил товарищу и говорю: «Приезжай, буду работать». А он в ответ: «Не могу, болею неделю». Вот так. Когда лепишь портрет, ты как будто раздвигаешь пространство и ставишь облик человека в другое место. Я – человек не мистический, но это так. С тех пор  всегда стараюсь, если начал, закончить портрет.

Анархист

– Влияние отца было сильным?

– На меня никто никогда не мог оказать влияния. Я человек анархического склада. Но первое детское воспоминание – отец с папиросой «Казбек», вымазанной в глине. Вот оно, влияние.  В этом смысле оно было.

– Скульпторы всегда лепили политических деятелей. А вы?

– Никогда. Я всегда делал что хотел. Видите, кто у меня в мастерской? Хармс, Гумилев, Грин, Святой Себастьян.

– Но для Кремля Георгия Победоносца все же делали?

– Кремль к политическим деятелям имеет очень опосредованное отношение. Они просто в нем сидят.

– У вас новый мотоцикл. По Москве катаетесь?

– Почему? Не только. В мае в Крым на нем поеду.

– Не боитесь, возраст не помеха?

– Я давно ничего не боюсь.


Источник: Ю. Луговской,  «Жуковские вести» (www.zhukvesti.ru)